БАБУШКА
Светлой памяти бабушки
Анастасии Гавриловны Ушаковой
Я и сейчас вижу ту вишенку. Стоит она в белом дыму от цветения или в тумане от давности лет. Столько времени прошло – не сосчитать.
Бабушка набирает в речке воду и с ведром поднимается на бугор, где находится сад, и поливает крайнее к нашей хате дерево. Все время она ухаживала за ним: копала там землю, пропалывала, поливала.
А хозяева сада были другие. Но эта вишня принадлежала нам.
- А почему эта вишня наша? – спросил я у бабушки.
- Когда строили Сталинградский тракторный завод, мой сынок Ваня, дядя твой, уехал туда. Он и посадил перед этим вишенку. На память.
- А почему не на нашем дворе?
- А тут низина. Вода всегда стоит. Вот и посадил он на бугре… Живет дерево – живет и человек, что посадил его…
Дядя Ваня навсегда вошел в мою жизнь. Я вижу его таким, каким он остался на фотографии, что висела на стене в приземистой хате. Был он высоким, стройным, с волнистым чубом над высоким лбом, с внимательным, добрым взглядом. На гимнастерке, перетянутой портупеей, выделялись командирские ромбики: после строительства завода, рассказывала бабушка, он ушел на действительную службу и остался в армии.
Перед самой войной дядя Ваня приехал в отпуск с женой Марией, но срочно был отозван и, оставив жену на соседнем хуторе, где жили ее родители, отправился на службу на западную границу.
Прощаясь, он поднял меня высоко над головой и сказал:
- Ну, расти, племянничек!
Я вцепился в его командирские брюки и долго не отпускал.
Этого, конечно, я не помню, потому что был совсем маленький, но об этом часто рассказывала бабушка, и ее повествование в конце концов превратилось в живую картинку.
Дядя Ваня по тропинке прошел вдоль Тихонькой, поднялся на греблю и, словно посылая последний привет, помахал рукой.
Больше в станице он не появился. С войны пришло извещение: в том же сорок первом пропал без вести. Эта бумажка все время хранилась в иконе, что висела в углу.
Что помню я из далекого детства? Зима. На дворе воет ветер, и мокрый снег, будто запоздалый путник, стучится в окно.
Бабушка уже пересказала все сказки, но мне не хочется спать.
В печке догорает последний камыш. По стене пляшут отсветы огня.
- Я родилась в Воронежской губернии, росла сиротой, - начинает бабушка. – Шло переселение на Кубань. Мне было шесть лет. Хозяева, у которых я нянчила детей, забрали меня с собой. Погрузились на телегу и целым табором поехали. Проезжали мимо барского сада. Яблоки там – как снегири на деревьях. Остановились на ночлег. А я по недомыслию и зашла в сад. Как набросились на меня собаки! И до сих пор не пойму, как отбили от них… Потом детей нянчила здесь.
Многих вынянчила бабушка: и при мне многие станичники называли ее няней.
(А рассказ о собаках мне глубоко запал в душу. Уже десятилетия спустя, когда из коллективов посылали на уборку урожая в колхозы, я, увидев современных сторожевых псов, готовых вцепиться в горло, всякий раз вспоминал рассказ бабушки. И радуюсь, что теперь собак в садах нет. Говорят их нечем кормить. И слава богу!)
И однажды вишни не стало. Я еще не понимал, что происходило, но слышал, как ночами стучали топоры – хозяева тайком вырубали деревья. Говорили о каком-то сталинском налоге: имеешь сад – плати за каждое дерево. И люди выходили из положения, как могли: кто-то рубил фруктовые деревья тайком по ночам (могли обвинить в саботаже), кто-то лил под них отравленную воду, и они погибали.
А сосед сокрушил деревья, не прячась. Когда ему, израненному и покалеченному войной, принесли извещение «на сад», он схватил топор. Налоговика ветром сдуло со двора, а хозяин начал рубить деревья. К нему боялись подойти до тех пор, пока на землю не лег весь сад и, отбросив топор, он не стал в истерике кататься по земле.
Погибла и бабушкина вишня.
После этого бабушка осунулась, еще больше постарела. Она подолгу лежала на кровати.
К нам с хутора приехала тетя Мария, бабушкина невестка.
- Мама, - сказала она, - не расстраивайтесь. У нас сохранилась Ванина вишня.
Оказывается, он и там посадил дерево, когда женился на хуторской красавице.
А бабушка все ждала сына с войны. Часто, уже повзрослев, я замечал, как она все смотрела на тропинку вдоль берега речки, по которой на войну ушел ее сын. Дорожка вела к гребле.
И как-то надежда воскресла с новой силой. Уже лет через десять после войны с гребли спустился мужчина с вещмешком за плечами. Чтобы попасть в низину, где стояли хаты, надо было пройти мимо нас. Бабушка долго всматривалась в лицо прохожего (она уже плохо видела), и вся в порыве устремилась навстречу. Мужчина, поравнявшись с нею, поздоровался и спросил:
- Тетя Настя, не узнаешь меня?
- Как же не узнать? – обрадовано и с разочарованием сказала бабушка. – По голосу сужу: ты Костя Стрельцов.
У бабушки была удивительная память на голоса. По ним она могла узнать человека, с которым разговаривала однажды в жизни.
Дядя Костя жил недалеко от нас, и вечером бабушка, собрав нехитрую снедь, пошла к Стрельцовым, чтобы спросить у Кости, не встречал ли он на дорогах войны ее сына…
Нет, не встречал, хотя прошел всю войну. А теперь Стрельцов вернулся из лагеря, где десять лет сидел без права переписки.
Потом я услышал, как станичный активист выговаривал бабушке:
- Кому ты покровительствуешь? Тюремщик же!
Бабушка всегда отличалась независимостью характера и ответила:
- Все равно человек!
Глядя на стариков и старух преклонных лет, трудно представить, какими они были в молодости, какая у них была любовь. Почему-то мы себя считаем идеальными, «современней». И зря. Не знаю, какие отношения были у моих стариков в молодости, но о поздних рассказать могу.
Мой дедушка был великий труженик. О нем с любовью старики вспоминают и сейчас, когда я приезжаю в станицу. Со всей округи его нанимали копать огороды и косить камыш, который когда-то ценился чуть ли не на вес золота: его делили строго по разнарядке, как в той жизни вообще делили все.
Однажды бабушка уехала в Ростов к младшему сыну.
Дедушка днями пропадал в камыше – косил и выносил снопы на берег. А в один день не пошел на речку. Взяв косу, он остался на берегу. И целый день, не зная отдыха, косил травы от хаты до гребли. И когда появилась приехавшая из Ростова бабушка, у ее ног лежал целый луг с цветами. Скажите: кому из вас в жизни дарили столько цветов?
Бабушка, милая бабушка! Я достаю ее старые, выцветшие письма, которые под диктовку писали соседи и присылали мне в далекую Сибирь, и перечитываю. Вот одно из них. Бабушка, как всегда, писала о станичных новостях, погоде. И столько теплоты и света излучало ее письмо! И еще она вложила в него листок речной мяты – маленький привет с моей родины. Я много лет хранил его, этот листок мяты. Его уже нет, но желтый след листочка отпечатался и остался на бабушкином письме…
Бабушка умерла тихо и спокойно, никого не обременяя, как и прожила жизнь.
…В последний ее день созвали всех ее родственников. Пришли старики и старухи со всей Приречной улицы.
Бабушка, сухонькая, в платочке, молча лежала на белой, как снег, постели. И вдруг она заговорила. Говорят, в последний миг у человека в памяти проходит вся жизнь и у него, как вспышка, появляются силы. И бабушка вдруг ожила. Она встрепенулась:
- Отгоните собак! Отгоните… - и, переждав какой-то момент, спросила – Сынок Ваня, это ты? Что ж ты так долго шел с войны?
Все затихли. И только дядя Костя вдруг закашлялся – громко, надрывисто.
Бабушка переменилась в лице и спросила:
- Сынок, ты болеешь?
- Нет, мама, - вдруг ответил дядя Костя, которого когда-то приветила бабушка. Он нашелся, что сказать.
- Слава богу, - ответила бабушка. – Слава богу.
И упокоилась.
Лицо бабушки просветлело, стало еще добрее.
Похоронили бабушку на старом станичном кладбище, где лежали ее погодки, рядом с моим дедушкой. Он тоже прожил долгую жизнь, но умер лет на пять раньше бабушки. Она пережила всех ровесников.
Осенью, на сороковины, приехала тетя Маруся. Она уже тоже была старухой, сохранившей былую красоту.
Тетя Маруся привезла из своего сада вишенку, и мы посадили ее рядом с могилкой. Саженец от дерева, которое когда-то посадил бабушкин сын…
Падают белые лепестки. То ли идет снег, то ли цветет вишня…Иванов А. Колоски / А.Иванов. - Ленинградская, 2007. - С.54-58.
Комментариев нет:
Отправить комментарий